Здесь русский дух... - Страница 127

127

— Так где твой муж?.. Где? — вспылил вдруг Петр.

— В яме он. Тем более! Я должна рядом находиться, — сказала Наталья. — Давай-ка, Петенька, с Аришкой деток твоих отправим, а я останусь…

Аришка, как и другие бабы, наотрез отказалась покидать Албазин. Лишь небольшая часть из них согласилась идти в Нерчинск.

3

В крепости суета. Сбежавшийся за ее стены народ не знал, куда себя деть.

— Не стоять без дела! — громко прозвучал голос воеводы. — Эй, там, готовь-ка котлы… Вы хворост наносите из леса, да побольше смолья! Будем костры жечь и смолу курить. Вдруг сгодится…

Что до казаков, то тех не надо было подгонять. Кто-то из них, не дожидаясь команды, уже занял места на крепостном валу, другие — у нижнего боя. Молча и сосредоточенно колдовали возле своих пушек пушкари.

— Эй, Иван! — кричал десятнику Усову Черниговский, которому Толбузин как старому опытному вояке доверил служить в своих помощниках. — Пошли двух человек в гранатный погреб, и пускай выкатывают бочки с зельем. Порох-то под рукой нужен, а не в земле… Петруха… — бросил он попавшемуся под руку Опарину, — давай-ка собери всех, кто не при деле, и дуй вместе с ними наверх.

— Так ведь у меня свои люди на валу сидят, — удивленно посмотрел на него молодой десятник.

— Вот и ладно! Эти в помощь тебе будут, — сказал Никифор. — Ружей у нас лишних нет, сабель тоже, так что пускай берут с собой топоры, рогатины и воюют вместе с вами.

— Слободских туда же? — спросил Петр.

— Да! Не прятаться же им, ей-богу, вместе с бабами в землянках…

Петр быстро пошарил глазами вокруг и, завидев своего давнего знакомого Захарку, который, откликнувшись на тревожный призыв колокола, примчался вместе со всеми слободскими в крепость, крикнул:

— Эй, ты!.. Слушай, что я тебе скажу… Бери своих дружков и дуй за мной…

— Еще чего захотел! Я сам с усам! — огрызнулся тот.

— Не перечь начальству! — замахнулся на него нагайкой Петр.

— Петька, гляжу, не хочет тебя этот дурак слушать. Мы его быстро по законам войны в покойники определим!.. — пригрозил слободскому Черниговский.

Услышав это, Захарка зло сплюнул наземь, но подчинился.

— Сенька! Родька! Ивашка! Идите сюда! — закричал он товарищам.

— То-то же! — усмехнулся Петр. — Давайте, берите в руки что-нибудь потяжелее — со мной на стену пойдете.

— Чего-чего? — недовольно буркнул Ивашка.

— Того! — передразнил его Петр. Он не забыл, как эти молодые мужики, в то время бывшие еще подростками, не давали ему прохода, когда он встречался с Любашкой. — Запомните: с этой минуты я ваш начальник, и меня надо слушать. Не то… — он положил руку на рукоять сабли. — Короче, глядите у меня…

Лицо у Петра черное от загара и потное. Он разгорячен и взволнован. Никогда ему еще не приходилось участвовать в настоящей войне. До этого — так, семечки. Теперь же его ждут великие испытания.

Неожиданно из-за спины Захарки показалось до боли знакомое ему женское лицо. Любашка! — екнуло вдруг сердце. Хотел поприветствовать ее улыбкой, но, вспомнив что-то, тут же попытался взять себя в руки.

— Ты куда моего мужа забираешь? — настороженно посмотрела она на казака.

— Куда-куда — на кудыкину гору! — нахмурив брови, буркнул тот. У него еще не прошла обида на эту женщину, которая стала причиной многих его бед.

— Назад-то хоть вернешь? — встретившись глазами с бывшим возлюбленным, неожиданно игриво спросила она.

— Если Бог не приберет его к себе, то верну, — жестко произнес Петр.

— Вот и договорились… — улыбнулась Любашка. — Ты под пули не лезь, понятно? — наказала она мужу. — С кем я буду дитя растить?..

Захарка поморщился.

— Будет тебе!.. — буркнул он. — Что со мной может случиться? Сейчас вот побьем маньчжур — и домой…

«Ишь, храбрец нашелся! — усмехнулся в душе Петр. — Хотя это хорошо, что не думаешь о смерти. Посмотрим еще, как ты себя в бою поведешь. Раньше-то, помнится, смелый был, когда целой толпой да на меня одного, но тут, брат, иначе все будет. Как бы в штаны не пришлось наложить»…

— Ладно, я пошла, — сказала Любашка. — Без дела с бабами не сидим. Уже детишек по землянкам расселили, а теперь ужин для вас, мужиков, готовим… Дай-ка я тебя обниму, — потянулась она к мужу.

— Ты чего, баба! — испуганно отшатнулся от нее Захарка. — На смерть меня провожаешь?.. Не смей — дурная примета!

— Если дурная, то не стану… — проговорила Любашка и ушла туда, где на небольшом пятачке посреди поселения клубились дымы вечерних костров, на которых жены готовили пищу.

…В ту ночь никто из албазинцев не сомкнул глаз. Всюду горели костры, озаряя тревожным светом осунувшиеся угрюмые лица сидевших вокруг них людей. Громко говорить боялись — все прислушивались к тишине. Не крадется ли враг, не хочет ли он застать их врасплох? Эту тишину лишь изредка нарушали голоса десятников, спешивших отдать последние распоряжения, и еще детский плач, доносившийся из землянок.

— Ты, мамань, во время боя-то в прикопе сиди — не вылезай, — учил свою мать пришедший со стены посидеть у костра Петр. — Детей моих никуда от себя не отпускай. Бой наверняка жарким будет… Проиграем битву — их-то, маньчжур поганых, вон сколько на нас идет! Если в плен попадешь — не теряй детей. Жив буду — найду вас, — вздохнул казак. — Не дай бог, конечно… Слышь, Тимоха… — обратился он к сидевшему рядышком брату. — Ты как, драться будешь или молиться за нас?

— Гермоген за нас за всех помолится, — шевеля хворостиной угли в костре, сказал тот. — Мы с братьями-монахами поможем вам.

127