Здесь русский дух... - Страница 125

125

Отец вынул из кармана суконной поддевки кисет, который еще утром передал им Карп.

— Давай закурим, — мрачно произнес он. — Завтра, может, и не придется уже…

2

Через неделю Толбузин все-таки выпустил Петра из темницы, приказав тому бросить валять дурака и заняться делом. Если, мол, ты, сукин сын, ослушаешься меня, так я велю войсковому палачу принародно снять с тебя портки и выпороть нагайкой. Если и это не поможет — отошлю вместе с отцом в Москву, в Тайный приказ, где умеют таким, как ты, вправлять мозги.

Выйдя на волю, Петр первым делом освободился от душевных оков, выпив зараз чуть ли не полведра браги. Отоспавшись, стал думать, как помочь отцу. Первым делом он подбил старых казаков замолвить слово за его любимого родителя. Те ходили к воеводе, упрашивали, но напрасно. Тот уперся, словно бык, и ни в какую. Как Москва, говорит, решит, так и получится. Он бы уже давно отправил Федора в стольный град, но у него отсутствовали лишние люди, чтобы сопроводить колодника, потому как все его немногочисленное войско постоянно готовилось достойно встретить врага. Толбузин имел представление о новейших достижениях инженерной науки, пытаясь на ходу перестраивать крепость, но в начале лета у албазинских стен появилось многотысячное маньчжурское войско.

О близости маньчжур первым объявил Толбузину Улуй, возвратившийся в начале июня 1685 года из разведки.

— Ой, кусяин, беда! — влетев в приказную избу и даже не отдышавшись от быстрого бега, воскликнул тунгус. — Маньчжу идет… много человека… Война будет, большой война!..

В это время Алексей Ларионович сидел за столом и сочинял письмо нерчинскому воеводе Ивану Власову. Когда Улуй сообщил ему страшную весть, у него похолодело в груди.

— Ты присядь и все мне обстоятельно расскажи… Где ты видел маньчжур, много ли их там, что у них за оружие?.. Я слушаю! — едва сдерживая волнение, проговорил Толбузин.

Тогда Улуй поведал воеводе о том, что вверх по Амуру на них движется огромное войско. Остальные, а их тысяч десять, не меньше, идут сухим путем — кто на лошадях, кто на верблюдах, а кто и пешим строем. При них обозы с продовольствием и снаряжением, полевая артиллерия до ста пушек, не считая осадных орудий. Маньчжуры рушат и жгут все попадающееся на их пути, — поселения, деревни, крестьянские дома. Нет от них спасения.

— Есть ли при них ружья? — спросил воевода.

Оказывается, маньчжуры воевали с ружьями, которые еще недавно были в руках казаков, павших при защите русских селений. Как и прежде, большая часть азиатского воинства вооружилась мечами и луками.

В пушках богдойцы не испытывали недостатка. Часть артиллерии они унаследовали у сокрушенной ими династии Мин, которую снабжали оружием португальские миссионеры, а часть уже на месте отлили им находившиеся в Поднебесной и пользовавшиеся покровительством самого императора голландские иезуиты. Последних возглавлял некто Фердинанд Вербист. Европа со страхом следила за продвижением русских на восток и потому делала все, чтобы остановить их. В то же время она сама не упускала случая распространить свое влияние на азиатские земли.

— Значит, говоришь, их там много? — выслушав тунгуса, задумчиво произнес воевода.

— Ой, много, кусяин! Так много, как комар в тайга, — сокрушенно покачал головой Улуй.

— Как долго им еще идти до нас?

— Однако, кусяин, севодни их не ожидай, разве что завтра к ночи… — что-то прикинув в уме, ответил тунгус.

— Так скоро? — удивился воевода. — Чего уши-то развесил? — обратился он к притаившемуся в дальнем углу порученцу Кешке Воробью. — Давай, собери мне десятников!.. Да поживее! Чтоб старшины промышленных да ремесленных людей были.

— Как с монастырскими-то быть? — напуганный страшной вестью, растерянно спросил молодой казак.

— Слободского старосту тоже зови!..

…Ударили в железо. Следом громко зазвонил колокол, наполнив тревогой всю округу. Тут же со всех сторон к поселению устремились люди. Беда!

— Может, пронесет? — узнав, зачем их призвал воевода, сказал с надеждой сидевший подле Толбузина за большим столом казачий десятник Матвей Кафтанов. — Вдруг придут лишь попугать?

Толбузин покачал головой.

— На это раз все серьезнее, — произнес он. — Просто так тьмой в поход не ходят.

— Неужели их там и впрямь тьма? — не хотел верить кто-то из десятников.

— Бери больше!.. Если Улуй не врет, то их там все пятнадцать тысяч будет… Решайте, что будем делать… — обратился он к казакам. — Скажете уйти — уйдем, а нет, так бой примем. С такой оравой будет сложно справиться.

Казаки примолкли, сурово уставившись на воеводу. Трудное решение им сейчас предстоит принять. Впрочем, воеводе и того тяжелей. Вон как осунулся… Считай, на добрый десяток лет в одночасье постарел. Неудивительно. Человек оказался в такой ситуации, когда одно его слово могло решить участь многих сотен. Более того, впервые в жизни он должен принять решение, от которого зависела дальнейшая судьба всего амурского края, а значит, судьба всей Московской державы. Поэтому не торопился Толбузин взять на себя всю ответственность за это решение. Посчитал, что прежде должны высказаться сами люди.

— Чего тут решать? Драться будем! — нарушив тишину, первым подал голос Петр Опарин. — Там, может, и подмога придет.

— Послали к нам людей… Только уж больно долго они идут, — с явной досадой в голосе произнес Толбузин.

— Кто ж такие? Нерчинские? Так у них у самих воевать некому. Старый Фрол и Васька-богомол — вот и все войско, — усмехнулся казачий десятник Иван Усов.

125