Здесь русский дух... - Страница 91

— Как хороши жених с невестой! Лучше в жизни не встречал! — шумел кто-то из подвыпивших казаков.

— Мне тоже не приходилось, — вторил ему другой. — Разве в сказках…

— У хорошего хозяина и медок самый лучший! — опрокинув стаканчик, сказал третий.

— Вот-вот. Горький мед только у злых хозяев! — пьяно улыбался Игнашка Рогоза.

Драку затеял сам Петр. Весь вечер он сидел угрюмый и только опорожнял один стакан за другим. Катерина пыталась устыдить его, мол, нельзя новобрачному столько пить, а он не слушал ее. Все пытался брагой свое горе залить. Не на возлюбленной Любке женился. Чему радоваться?.. Вот и напился, причем в итоге совсем потерял голову. Выбежал во двор, где гости затеяли плясовую, схватил тяжелую палку и начал гонять находившийся в избе народ. Так всегда: дурак напьется — с чертом дерется. Еле-еле его утихомирили.

— Уйди, папа! — окончательно лишившись рассудка, кричал он держащему парня за руки отцу.

— Квас тебе пить, парень, а не мед! — упрекнул его Федор. — Ты давай, не позорь нас с матерью, успокойся.

— Говорю, уйди, не то зашибу!..

— Ах ты, щенок безмозглый! — не выдержал Федор и отвесил сыну такой удар, что тот влетел в забор. Думал, насмерть прибил, но нет. Оказавшись на земле, тот сладко зевнул и тут же заснул крепким сном.

Наталья поняла — пора кончать праздник.

— Гости дорогие, спасибо, молодых уважили по чину, — произнесла женщина. — Теперь не пора ли их домой проводить и в мягкую постель уложить?..

Народ галдел пьяными голосами:

— Если пора, так пора… Пусть милуются до утра!

Наталья, взяв за руку Катерину, подвела ее к молодому мужу:

— Поднимай его и веди в избу.

— Совет вам да любовь! — вслед молодым кричали гости. — Счастливо жить-поживать и добра наживать! Побольше детишек!

Наутро Петр проснулся с больной головой. В сенях уже толпились вчерашние гости, кому не терпелось опохмелиться. Наталья с молодой невесткой хлопотали на кухне — готовили закуски. Говорят же: добрую свадьбу неделю гуляют.

Петр оделся и, ни слова не говоря, пошел запрягать коня.

— Ты это куда? — удивился Федор.

— Поеду… Проветрюсь, — буркнул тот. — Что-то башка раскалывается.

— Я думаю! — усмехнулся отец. — Вчера за троих пил. Еле спать уложили. Не знаю, не знаю, довольна ли осталась молодая жена после первой ночи? — хитро поглядел он в сторону Катерины, но та ничего не сказала в ответ, а только украдкой смахнула кончиком платка предательскую слезу со щеки и вздохнула.

— Скоро вернешься? — с долей тревоги спросила мать. — Люди пришли, надо же уважать гостей.

— Да, мам. Вот только прогуляюсь до леса — и обратно, — спокойно сказал Петр.

Он соврал матери, и ни в этот день, ни на следующий не вернулся домой. В Албазине паника — как же так, казак пропал! Стали искать парня. Все ближние леса и населенные пункты прочесали, но тщетно. Как в воду канул! Тут вдруг вспомнили про Лукьяновское зимнее поселение, куда в охотничью пору любили гулять Петр с Тимохой. Там у них свои запасы имелись. Бывало, уйдут на недельку-другую, а потом возвращаются с богатым трофеем, поэтому и мясо в доме не переводилось.

Это промысловое жилище когда-то срубил беглый уральский преступник Лукьян Самойлов. Прошлой зимой его чуть не убил медведь, после чего он прожил в муках еще дней десять и помер, оставив в наследство охотникам свою избушку.

Когда казаки вошли в зимовье и увидели лежащего на нарах Петра, то вначале его не узнали. Кожа да кости. Больше ничего! Как будто человек сам себя обрек на голодную смерть. Еще немного, и никто бы его больше не увидел в живых.

— Петя, сынок, что же с тобой стряслось! — испуганно поглядел на него Федор. — Неужели все из-за Любки? Просто выкинь ты ее из головы! Поехали, тебя дома молодая жена ждет. Все, хватит страдать, пора за дело браться. Я вот решил тебе отдельную хоромину поставить. Как ты думаешь?..

— Будем жить… — слабым голосом проговорил Петр.

С этого дня его будто бы подменили. О прошлом молодой казак уже не вспоминал, а со своей молодой женой Катериной старался быть ласковым и обходительным. Часто улыбался, демонстрируя всем счастье в личной жизни, и лишь иногда вдруг его охватывала такая тоска, что он убегал на задний двор и не возвращался оттуда до тех пор, пока не придет в себя.

— Тоскует наш сынок… Любку свою, видать, никак забыть не может, — однажды не выдержала и пожаловалась мужу Наталья.

Разговор происходил в Крещенский сочельник. Проснулись Опарины по привычке рано, но вылезать из теплой постели не торопились. За ночь изба выстудилась, и страшно было босой ногой на леденющий пол ступить. В этих краях зимы суровые, не как в их родной Москве. Приходится приспосабливаться. Порой по несколько раз нужно топить печь, чтобы согреть избу, иначе просто-напросто замерзнешь. Тут так: прозеваешь, и все углы за пару часов льдом покроются.

— Почему так думаешь? — спросил Федор. — Вроде все у них с Катериной хорошо.

— Нет, думаю, не очень… Вчера я слышала, как он на заднем дворе рыдал. Пошла за водой к колодцу, гляжу, а за перегородкой на сене Петруша лежит и жалобно воет. Вот я и подумала.

— Ничего, повоет-повоет, а потом перестанет. Детишки пойдут, и не до того станет, — зевнув, произнес Федор.

— Эх, если бы ты меня вот так любил, как Петруша Любку, — вздохнув, неожиданно произнесла Наталья. — Но ты меня не любишь…

— Как это? Я тебя люблю, — погладил ее по голове Федор.

— Зачем ты тогда к азиатке своей носишься? Вот скажи: зачем она тебе? Отпусти ты ее к своим. Вижу, мается она.