Здесь русский дух... - Страница 46

Еще люди хотели потребовать от царя созыва Земского собора, чтобы тот принял новое Уложение законов, при этом законов справедливых и всех устраивающих.

Федор помнил, как все тогда началось. Ближе к полудню вдруг загудели в церквях колокола, будто тысячи медных душ слились в единый могучий стон. За окном кто-то громко прокричал:

— Эй, народ! Собирайтесь в кучи! Идем Морозова с его сподручниками грабить!

— Побьем злодеев! Хватит этим разбойникам над нами издеваться! — послышалось в ответ.

— Правильно! Изгнать поганого Морозова!

— К тюрьме! Выпустим арестантов!

— Бояр солить идем!

— А стрельцы? Будут мешать.

— Стрельцы тоже с нами заодно!..

Услышав подобные новости, художники заволновались. Что же там такое творится-то? Вот бы взглянуть хоть одним глазком…

— Я вам гляну! Так гляну — век будете у меня помнить! Не нашего ума дело, понятно? — услышав слова мастеров, прикрикнул на них дьяк.

Звон колоколов становился все громче и отчаяннее. Еще сильнее колотилось Федькино сердце. Человек он любопытный, и ему не терпелось узнать правду о происходящем. Вечером люди начнут делиться новостями, а ему и сказать будет нечего. Все произойдет без него.

Тут снова за окном голоса.

— Эй, люди! Чего сидите? Бегите к Кремлю! Будем вершить суд над Морозовым да Плещеевым!

Как над Морозовым? Ведь он царский родственник…

— Ниче! И самому царю на орехи достанется!

— Эх, лихое времечко!.. Значит, Бог услышал наши молитвы…

Неужели бунт? — то ли обрадовался, то ли испугался Федька.

Вон уже и языки пламени в слюдяных окнах пляшут, и крики за окном не смолкают.

Дождавшись, когда дьяк уйдет в приказную избу Оружейной палаты, парень украдкой выбрался из терема и, присоединившись к вооруженным палками людям, побежал вместе с ними в сторону боярских палат.

Там, возле этих палат, казалось, собралась вся Москва. Народ, впав в буйство, что-то надрывно кричал, размахивая топорами и кольями. Кто-то поджег боярские конюшни, и в небо вместе с языками пламени поднялся черный дым.

— Где Плещеев? Подать сюда Плещеева! Казнить его будем…

— Ага!.. Чтоб другим приказным крысам неповадно народ грабить…

— Вот-вот, бей дьявольское семя!

— За что бить-то? — спросил Федька крикливого мужика, одетого в старый кафтан без пояса.

— Как за что? Кто народ-то душит? Разве не бояре? — удивился тот.

— Они! — услышав мужичка, крикнул кто-то из толпы. — Вот в Казани, сказывают, народ голову отрубил татарскому князю, который тянул из них жилы.

— Нашим остолопам тоже надо рубить! — призывал горластый мужчина.

— Ах ты, пес паршивый! Дерзкие слова! — неожиданно выросла возле него огромная фигура истца.

Он хотел ударить в набат, но тут народ повалил истца на землю и затоптал насмерть. Кричал, бранился и топтал, да так, что у Федора даже в голове помутилось от страшного зрелища.

— Бей истцов! Бей князей! Бей бояр, псов проклятых!

— Эй, братья! Чего стоите? Давай, жги боярские хоромы! Режь их, толстопузых, не жалей!.. — вдруг послышалось за Федькиной спиной.

Опарин оглянулся и увидел высокого матерого бородача в мохнатой бараньей шапке и длинном казацком кафтане. При нем были пистолет и сабля, висевшая на узком ремешке через плечо.

Кто ж он таков? — удивился Опарин. По виду вроде казак. Но откуда он здесь?

Недолго думая, тот пробился сквозь толпу и бросился к дверям богатых боярских хором. Федька устремился за незнакомцем. Уж больно понравился ему этот лихой человек. И слова-то какие говорит — никого не боится! Его попытался остановить какой-то шнырявший в толпе истец, так мужик одним ударом кулака уложил чиновника наземь. Вот это сила! — восхитился Федор Опарин. За таким хоть в огонь, хоть в воду пойдешь…

Над Москвой продолжали гудеть колокола. То ли то попы тревогу бьют, то ли уже простой люд на колокольни влез призывать народ на бунт.

Возле богатых кремлевских теремов столпотворение. Трещало от людского напора высокое резное крыльцо боярина Морозова. Пестрая людская лавина с топорами и кольями того и гляди, выломав дверь, ворвется в боярские покои.

— Давай! Давай! Круши двери, ломай запоры! — подбадривала первых толпа внизу.

Вот уже в ход пошли топоры. Испуганные морозовские холопы, попытавшиеся было остановить бунтовщиков, полетели вниз. Тут и двери поддались… Разгоряченная и опьяненная своей смелостью толпа ворвалась в боярские покои, заметалась по коридорам, хватая все, что плохо лежит.

— Стой, смерды паршивые! Стой, говорю я вам! Вы на кого?.. На кого, псы поганые, руку подняли?.. Разве забыли, кто я есть таков? — размахивая копьем, попытался остановить их седой дворецкий.

— Да Морозов ты, кровопийца! Бросай свое копьишко! — послышалось в ответ.

Тут же какой-то мастеровой, не успевший в запарке даже снять фартук, выбил из рук старика никудышную игрушку, годную разве только для парадов.

Гудел дом, качались половицы под людской тяжестью — вот-вот рухнут. Толпа, окончательно опьянев от собственной лихости, начала топорами крушить все вокруг. Затрещали стены, повылетали из окон резные рамы с разноцветной слюдой, а там и за мебель взялись. Порубили в куски деревянные столы, лавки, разбили зеркала, сорвали крышку ларца, окованного серебром, выбросили оттуда всю одежду; потом пихали в карманы боярские шапочки, унизанные жемчугом и яхонтами, били о подоконники кокошники, выколачивая из них гранаты и бирюзу. Повсюду на полу были разбросаны атласы и золотая парча. Толпа их топтала ногами, рвала на куски и еще больше зверела. Взявшись за сундуки, вытащили оттуда расшитые золотом одежды, дорогие ткани, меха, украшения и тут же с криками и руганью поделили меж собой.