…Братья возвратились домой хмурые. У одного глаз заплыл, у другого губа рассечена и ногу еле волочил.
— Где это вы были, окаянные? Никак кто побил? — всплеснула руками Наталья.
Сыновьям и врать не хочется, и правду говорить стыдно.
— Да так… Баловались с дружками на пустыре… — пытался юлить старший.
Мать покачала головой.
— Им пора жениться, а они еще никак не могут наиграться. Вот приедет отец — он уж вам задаст. Хотя… — Женщина махнула рукой. — До вас ли ему сейчас, когда у него растет маленький азиат? Не любит он вас, давно не любит… Да и любил ли он вас когда?
— Любил, мамань, любил! И теперь любит! — вступился за отца Тимоха.
— Ага, жди!.. Если бы любил, не сбежал б от вас на Дон. И тут вместо общения с детьми он вечно пропадает у своей узкоглазой. И тут его нету… — начала распаляться Наталья, как обычно, когда речь шла о сопернице.
— Мама, так он же в поход ушел… — говорит Петр.
— Вот-вот… Поехала кума неведомо куда, — лишь тяжело вздохнула Наталья.
Братьев такие разговоры сильно огорчали. Наскоро поужинав приготовленными матерью сладостями, они выскочили из дому и побежали к реке. Там по вечерам собиралась молодежь. Играли в побегушки, горелки, ловушки, рассказывали друг другу всякие небылицы. Про тех же леших и всякую другую нежить, пугающую по ночам людей.
Вот и на этот раз, наигравшись вдоволь, ребята сели кружком у костра. Девицы, парни. Сидят, болтают, подтрунивают друг над дружкой, а тут еще вдруг разговор о маньчжурах зашел. Неспроста. В последнее время те все чаще стали нападать на русские селения, грабя и убивая людей.
— Слышишь, Петруха!.. Ты вот скажи нам, пойдет маньчжур на нас войной? — обращается к Петру длинный и худой, как кишка, Костка Болото.
— А откуда мне знать? Я, чего тебе, маньчжурский чиновник? — удивился парень.
— Я слыхал, пойдет… Все наши казаки только об этом и толкуют. Вот и батька мой, когда спать ложится, саблю возле себя кладет, — сказал парень.
Петр ничего не ответил, а лишь, взяв хворостину, стал ворошить угли в костре.
— Гляньте, гляньте!.. Никак кто-то к нам топает… — пытаясь разглядеть в сумерках бегущего берегом человека, сказал Костка. — Может, Митяй? Он ведь рассказывал, что пойдет к Демидовской косе ставить капканы.
Точно, это был рыжий Митяй.
— Эй!.. Эй, братишки!.. Послушайте, что я вам скажу!.. — еще издали шумел он.
Митяй, весь какой-то встрепанный и запыхавшийся, подлетел к костру. Махал руками, пытаясь что-то сказать, но от волнения или же от быстрого бега у него перехватило дыхание.
— Там… — наконец выговорил он, указывая на закат, — воровские людишки коней через реку хотят переводить. Побежали, отобьем табун!
Товарищи внимательно посмотрели на Петра — вожака, который был лидером среди казаков.
— Да ладно свистеть-то! Какие еще воровские люди? — сказал Петр.
— Врет он, врет! Признайся же, Митяй, врешь… — загомонила сидевшая вокруг костра молодежь.
— Врать — не мякину жевать. Не подавишься, — с усмешкой заметил Петр.
— Богом клянусь, Петь! Я их как тебя видал… Вместе с конями… Тогда ведь еще было светло, — крестился Митяй.
Петр хитро посмотрел на него.
— Что ж они до сих пор-то не перегнали этих коней? — с ехидцей спросил вожак.
— Видно, подмогу ждут с этого берега… Товарищей своих, — не растерялся Митяй. — Ей-богу, Петь! — снова крестился он.
— И все равно я тебе не верю, — продолжая ворошить уголья в костре, произнес Петька. — Если б это были воры, их давно наш дозор мог заметить и поднять тревогу, а тут тишина.
— Сам дивлюсь, — пожал плечами Митька. — Ведь был дозор-то… Старший почему-то быстро его увел. Хотя, мне думается, он видел преступников. Долго так смотрел на ту сторону… Знаете, кто это был? Хорунжий Верига.
— Верига? И что, он тебя видал? — так и обомлел Петр.
— Не-а, я в траву спрятался… — шмыгнул носом Митяй.
— Чудно все это… Не быль, а сказка какая-то, — протянул Петр.
— Эх! — начал злиться рыжий.
— Брат, может, и впрямь Митька не врет? — подал голос Тимоха.
— Может, и не врет, но только отчего ж это он к нам-то побежал вместо того, чтобы поднять на ноги весь гарнизон? — подозрительно посмотрел на рыжего вожак.
— Ты не понимаешь?.. Да ведь я хотел добыть нам коней, — сказал Петька, даже сплюнув в раздражении от досады.
— Нет коня — нет казака… Не твои ли это слова, а, Петьк?.. — задумчиво заметил Митяй, потоптавшись на месте, и вдруг заявил: — Смотрите… Не хотите иметь своих лошадок — так и быть, пойду поднимать гарнизон. Сбегут тогда преступники.
Казачьи дети примолкли. Сидели и ждали, что скажет им Петька.
Тимоха тоже выжидающе глядел на брата. Ведь уйдут конокрады, и тогда нам не видать лошадей, а не мы ли так мечтали о них? Не мы ли даже во снах их видели?
Кони — это ведь свобода и ощущение полета, хлесткие гривы в лицо, а также копыта, отбивающие ритм галопа, и неведомое чувство движения, не касаясь земли.
— Так говоришь, эти злодеи Амур собрались перейти? — наконец прервав молчание, спросил Митяя Петр.
— Да там, аккурат напротив Демидовской косы…
— Версты две, однако, отсюда… — вздохнул Петр. — Дальше можем и не поспеть, да и неизвестно, сколь преступников будет. Ведь и прибить могут.
— Так мы отцов позовем! — нашелся кто-то из молодых казаков.
У Петьки в голове роились другие мысли. Отдавать победу старшим? Да ни за что на свете! Сами с усами — как-нибудь справимся. Главное — внезапно напасть на врага.