Мысль о прогулке по маньчжурским просторам не оставляла Федора. Годы, проведенные на Дону, не прошли даром. Вольная воля — великая сила, и кто однажды ее вкусил, тот уже некогда не сможет жить иначе.
Вот и Федька теперь не мог жить без воли, без быстрого коня, острой сабли и свиста ветра в ушах. Подними его среди ночи и вели сесть в седло, он тут же про свой сон забудет и понесется неведомой судьбой к новым подвигам и приключениям.
Федор помнит, как возликовала его душа, когда год назад атаман вызвал казака к себе в приказную избу и велел ехать за Амур к азиатским князьям, чтобы уговорить их вернуться со своими людьми на родные пепелища. Скажи им, говорил Никифор, они не должны слушать маньчжур, так как те добру не научат. Пусть возвращаются под крыло русского правителя и пребывают с нами в мире и согласии, а то ведь дурно оставлять могилы своих предков, бросать непаханной землю, превращая леса и поля в сплошную пустошь. Так, мол, и скажи: русские люди щедрые, они со всеми хотят жить душа в душу. Много земель собрали, а кто будет на них хозяйствовать? Живут же вместе с русскими кочевые народы на Волге и Урале — и ничего. Вот и вы, мол, присоединяйтесь к нашей большой семье.
Для похода Федор отобрал самых надежных людей, вместе с которыми ему не раз приходилось вступать в схватку с врагом. Разные пути привели их в этот край. Кто-то бежал сюда, спасая свою шкуру, кто-то пришел за волей, кого-то позвали рассказы о богатом крае.
В большинстве все они бывалые рубаки — мятежные донские казаки, которым, как и Федору, удалось в свое время избежать виселицы и уйти на Амур. Гридя Бык, Иван Шишка, Семен Онтонов, Карп Олексин, Фома Волк, Григорий и Леонтий Романовские… Всего двадцать сабель.
Был погожий сентябрьский денек, когда войсковой старшина во главе отряда казаков переправился с лошадьми через Амур и пошел плутать по незнакомой земле. Когда надоело шататься, нашли в одной ханьской деревушке человека, который знал, где находятся бежавшие из-за Амура азиаты. Он, как потом выяснилось, крайне не любил маньчжур, разорявших города и селения, убивавших людей, не жалея даже женщин, стариков и детей. Фан, а так звали этого невысокого сухонького проводника, сам видел, как маньчжурские воины бросали грудных детишек в огонь, насиловали матерей и уводили в рабство отцов. Поэтому он и хотел помочь элосам — русским, у которых свои счеты с маньчжурами. Достаточно вспомнить разрушение маньчжурами русских крепостей несколько лет назад и полного опустошения земель на левом берегу Амура. Теперь русские вернулись. У них есть пушки и ружья, и им не страшны воины правителя. Азиатам остается только уповать на небо, а собраться в один кулак и изгнать врага со своей земли им пока что не по силам. У маньчжур многотысячная и хорошо вооруженная армия. Одолеть их очень сложно.
Старики говорят, и у них, азиатов, когда-то было свое сильное и могущественное государство — Мин. Власть китайского императора распространялась чуть ли не до самой Африки. Китайские товары — хлопковые ткани, шелк, чай, рис — хорошо расходились по миру. Страна, казалось, процветала, но тут начались войны.
Вначале на север Китая вторглись монгольские полчища Алтан-хана, следом подверглась нападению Японии Корея, бывшая частью империи. Китайцам, развернувшим многомиллионную армию и большой флот, удалось отбросить врага со своих территорий, но империя понесла огромные потери. Тут еще чума, неурожаи, голод, унесшие миллионы жизней.
Народ охватило отчаяние. По всей стране прокатились городские и крестьянские восстания. К середине семнадцатого века мятежные режимы возникли во всех уголках империи. Последний император династии Мин, Сы-цзун, покончил с собой, когда в 1644 году в Пекин вошли мятежные войска Ли Цзычэна. Маньчжуры в ответ на просьбу о помощи осажденной династии Мин выдворили из столицы Ли Цзычэна и установили собственную династию — Цин, создав самую великую империю со времен монголов.
С тех пор древний народ уже не хозяева в своей стране, а лишь рабы чужеземного правителя Шэн-цзу. Теперь все главные посты в государстве занимают маньчжуры, и во всех крупных городах и на границах империи стояли маньчжурские военные гарнизоны. Дошло до попыток маньчжур изменить обычаи и заставить китайцев учить свой язык.
…Фан поведал о бывших «русских» азиатах, ушедших за Большой Хинган в долину Сунляо. Там, мол, на берегах реки Нонни, их и надо искать.
Фану дали коня, и он повел отряд по своим только ему ведомым тропам. Тишина, и лишь слышно было, как лошади шевелят высокие травы, еще не успевшие пожухнуть, а под их копытами трещат сухие ветки. Глухой край. На десятки верст ни одного селения. Одни только сопки, покрытые монгольским дубняком, густые смешанные леса, перелески и заросли низкорослых кустарников. Иногда в долинах попадались ручьи и небольшие речушки, где всадники могли напоить своих усталых коней.
Впрочем, чем ближе была цель, тем все чаще на их пути стали встречаться мелкие гнезда хижин с пятнами огородов и даже целые деревни. На близость жилья указывали узкие дороги, белой пылью уходившие через поля, рощи, леса и кустарники.
В яркий короткий полдень где-то вдали, словно море, дрожала бледно-сизая дымка. Снова навстречу попадались хижины с огородами, водоемы для выращивания риса, на которых по колено в грязи копошились какие-то люди. Порой дорогу казакам преграждали огромные, словно серые скалы, волы, неторопливо тянувшие за собой повозки, груженные рисовой соломой.
Чтобы не напороться на маньчжуров, Фан старался избегать наезженных дорог. Их путь постоянно пролегал то через горы и леса, то через заливные луга, а то и болота. Гуськом идти всегда легче, но азиат попросил казаков не идти строем. Служивых это удивило, но только не Федора, знавшего подобные уловки хунхузов — китайских воров, промышлявших грабежами. Двигаясь вразброд, они как раз заметали свои следы, иначе образуется тропинка, которая приведет любого врага к лесным жилищам азиатов. Этот же манер был в ходу у маньчжуров, монголов и крымских татар, совершавших набеги на Русь.