Здесь русский дух... - Страница 133

133

Волосы и рубашка Захара взмокли, а лицо почернело и покрылось пороховой сажей. Также выглядел и его напарник.

— Быстрее! Быстрее! — подгоняли мужиков сверху десятники. Те спешили, ведь казацкие пищали, аркебузы и мушкеты не в силах сдержать волну неприятеля. Не могли мужчины отвечать любопытным бабам. Выльют из раскаленных чанов в тару смолу и бегут к сходням. Наверху, изловчившись, опрокинут ее на головы маньчжур и снова несутся вниз. Раз за разом… Воздух тяжелый, пропитанный пороховыми газами, дымом и смолой. При этом чем дальше, чем гуще становились паленые запахи. Ошпаренные кипящей смолой маньчжуры кричали благим матом, падали с лестниц, но на смену им приходили другие.

— Давай, бросай веревки — будем на катках смолку поднимать! — решив, что надо ускорить дело, велел мужикам воевода.

В следующую минуту змеями полетели вниз концы веревок. К этим концам стали привязывать баки с кипящей смолой, которые натруженные руки мужиков поднимали наверх.

— Давай! Давай, братцы! Вари их, окаянных, заживо! — не смолкал голос воеводы.

Богдойцы все перли и перли на стены.

— Пли! — не успевали подавать команды десятники. — Пли!

3

Враг продолжал наступать.

— Пли! — надрывно кричал Толбузин.

Падали маньчжурские воины, сраженные свинцом, но на их место вставали другие.

— Гляньте! Гляньте! Они обходят нас с севера!

— С востока тоже прут!

— Не только оттуда! Вон у западной стены уже появились!

— Тучи… Ей-богу, тучи! — перекрестился старый казак Прокл Былин.

— Пли!

— Эх, не пропадать же!.. — закричал кто-то из десятников. — В сабли — и вперед!..

Рев, стоны, проклятия… Пылали вокруг соломенные крыши, заполоняя пространство едким дымом.

— Обложили, дьяволы, крепость, — наблюдая сверху за боем, вслух проговорил воевода. — Устоим ли?

— Устоим, Ляксей Ларионыч! Чего, мы не казаки? — неожиданно послышалось за его спиной. Обернулся — Федор Опарин. Глаза горят, а в руках сабля на солнце сверкает.

Толбузин никак не ожидал такого расклада.

— Ты с ума сошел? Говорю, кто дозволил тебе яму покинуть? — быстро совладав с собой, закричал он на бывалого казака.

— Кто? Видно, сам Бог так распорядился! — усмехнулся казак. — Не могу в яме сидеть, когда вокруг такое творится!

…Выбраться из темницы ему помог случай. Когда маньчжурская артиллерия нанесла первый удар, в крепости началась паника. Все кричат, куда-то бегут, а куда бегут, и сами не знают.

— Эй, браток! Ты б выпустил меня! Не помирать же мне в яме! — позвал стражника Федор, а того и след простыл. То ли накрыло зарядом, а может, просто испугался и вместе со всеми помчался искать укрытие. Вон сколько понарыли, и них хоронились.

Стал думать, что делать. Тут, на счастье Опарина, мимо пробегала какая-то баба. Услышав призывный голос Федора, подошла к краю ямы и заглянула в нее.

— Ба! Да тут человек!.. — всплеснула она руками. — Как же ты туда попал, милок? — удивилась она.

Федор сразу понял, что баба совсем не албазинская, так как задала ему глупый вопрос.

— Понимаешь, в суматохе оступился, упал! — соврал казак. — Ты давай-ка, милая, найди веревку… Без нее мне никак отсюда не выбраться. Видишь, какая глубокая яма?

— Да вижу, вижу… Как ты только, горемычный, не разбился?.. — покачала головой женщина.

— Так ведь сам удивляюсь! — продолжал врать казак. — Давай, тащи веревку, а не то я пропаду здесь.

— Где я сейчас ее найду? Не видишь, что творится вокруг? Нет, я пойду. Не ровен час, убить могут… — задумчиво сказала женщина.

Федор в отчаянии.

— Не спеши! — попросил он. — Сперва оглядись вокруг. Вдруг где увидишь! В телеге, к примеру.

— Если и увижу, то что?

— Мужики — народ припасливый. В любой телеге топор с веревкой найдешь. Давай, милая, давай! Мочи нет терпеть…

Баба исчезла, но скоро появилась с толстой пеньковой веревкой.

— Я тебе говорил! — обрадовался Федор. — Ты один конец к чему-нибудь привяжи, а другой мне сбрось.

— Так я к колесу телеги и привяжу! — сообразила женщина.

— Вот и умница. Давай, давай, поторопись! Говорю, мочи нет сидеть здесь! — печально проговорил Федор.

Потом Опарин взял у убитого казака саблю и бросился наверх.

Там уже небу жарко! Его товарищи из последних сил пытались сдержать врага, а те под прикрытием своей артиллерии все лезли и лезли на стены. Их встречали огнем казаки. Те падали, но им на смену шла другая волна. Кровь, вопли, стоны, негромкие проклятия в сторону врага, срывающиеся с губ, и умирающие от ран казаки.

Мужчины с легкими ранениями и не думали покидать стены, тяжелых же забирали девки и бабы. Они тащили их вниз, перевязывали раны и прятали в укрытия. Другие женщины продолжали поддерживать костры, на которых варилась смола.

— Ты, Дунька, посиди здесь, а я на стену сбегаю, — сказала подруге Любашка. — У меня на сердце что-то тяжело, ведь Захарки моего давно не видать. То все время бегал за смолой, а тут вдруг пропал.

— Может, убили уже? — поправляя на голове платок, произнесла Дунька, дебелая бабенка с красными щеками.

— Типун тебе на язык! — послышался резкий ответ Любы.

Поднявшись по сходням наверх, Любашка застала страшную картину. Здесь, на самом гребне крепостного вала, шла кровавая сеча. Не в силах больше сдерживать противника, казаки дали слабину, и вот уже на крепостных стенах с мечами в руках появились первые узкоглазые ратники. Загудели железом доспехи воинов, зазвенели клинки, заревели в отчаянном приступе казаки.

133