Здесь русский дух... - Страница 118

118

Не желая осложнять отношения между двумя державами, Воейков отказался принять торгочин и дауров в русское подданство. К тому же он помнил царское приказание: «С маньчжурами ссор не иметь».

Тем временем маньчжуры, не встречая отпора, нападали на русские и тунгусские села, грабя и убивая людей, а когда у албазинцев не выдерживали нервы и они вступали с ними в бой, в Москву тут же летели гневные и лживые письма за подписью самого верховного. В них говорилось о неслыханных бесчинствах албазинских казаков, которые наносят огромный вред отношениям между двумя державами.

Утвердившись после подписания в 1676 году мирного соглашения с русскими между реками Зеей и Буреей, маньчжуры захватили простиравшуюся здесь равнину, самую плодородную и лучшую часть Приамурья.

— Да как же вы подобное допустили-то! — прибыв на Амур, первым делом спросил казаков Толбузин. — Позор! Самые хлебные места у вас из-под носу увели.

— Не мы, — оправдывались албазинцы. — Так Москва решила.

— Москва!.. — передразнил их новый приказной. — Вы-то где были? Почему не отписали государю, чтобы не отдавал маньчжурам лучшие земли?

Казаки молчали. Чего они скажут? Уж и так их повсюду называли ворами, а начни они притязать на призейские земли, так казаков и вовсе сочтут за государственных преступников. Хотя преступники не они, а те, кто богатствами державными вольно распоряжается. Испокон веков было на Руси: отдал чужакам хотя бы аршин родной земли — навеки народ тебя проклянет.

5

До того как появиться на Амуре, тобольский боярский сын Алексей Толбузин, получивший в награду это звание за верную службу царю, пять лет служил товарищем у своего отца, нерчинского воеводы, после чего почти три года сам исполнял его обязанности. Толбузина назначили не просто так. До своего поста он не раз бывал в Приамурье, знал здешних людей. За эти годы Алексей неплохо изучил военную тактику и стратегию южных соседей, постиг их психологию. Сейчас, когда, по всем сведениям, верховный готовился к войне против русских, умения и навыки мужчины вполне могли пригодиться.

Алексей Ларионович начал с осмотра своих владений. Он взял с собой семерых бывалых казаков, сел на коня и пустился в путь. Доехал аж до устья Зеи, после чего поднялся вверх до впадавшей в нее Селимбы, где несколько лет назад у устья небольшой речушки Долонца албазинцы поставили поселение. «На Селимбе надо поставить поселение, осмотреть, зафиксировать в виде чертежа. Также надо разобраться с податными иностранцами», — заинтересованные в увеличении облагаемых налогом земель, отписали чиновники из Москвы, в то же время повелевая не вступать в конфликты с маньчжурами.

Эта небольшая по размерам крепость выглядела надежно. Кругом ее окружали бревенчатые стены, внутри — изба и вышка для наблюдения. На избе и вышке находились приспособления для стрельбы — «верхний бой». В такой крепости можно было спрятаться, защититься от маньчжурских ратников, постоянно рыскавших в этих местах, собирая с тунгусов налог. Азиаты считали эти земли своими, и Долонское поселение считали русским бельмом на восточном глазу. Поэтому при упоминании о нем император Шэн-цзу приходил в ярость, постоянно требуя от русских снести поселение. Москва как будто ничего не слышала, а императора подобное еще больше злило. Уже не раз он посылал сюда своих людей, заставлял их разрушать крепость, но долонцы ее удерживали, защищая родные места.

— Доброе место выбрали для крепости, молодцы! — похвалил приказной казаков.

— Все Никифор, наш атаман… — сказал ему Федор Опарин. — Человек! — многозначительно добавил он.

Услышав подобное, Толбузин улыбнулся в усы. «Надо же, как они его любят!» — подумал он. Впрочем, отставной атаман и Алексею приглянулся. Уже с первых минут знакомства с ним он понял, что имеет дело с умным, решительным, деловым, хотя и не в меру дерзким человеком. И правда: привык начальствовать, а тут, видишь ли, самому приходится подчиняться.

Сам Черниговский, как и все албазинцы, выступил против назначения Толбузина приказным. Опять чужака прислали! Доколе ж Москва-матушка над нами издеваться будет?..

Только на первых порах мужчины мучались неизвестностью, но когда казаки увидели реальные дела, то отношение к нему тут же изменили. Человек этот, оказывается, приехал не кормиться за чужой счет, не воровать казенные деньги, не обирать до нитки податных тунгусов, а помогать окружающим простым людям. Особенно им пришлось по нраву то, что Толбузин не стал строить себе хоромы, а вместе с женой поселился в приказной избе, где до недавнего времени обитал получивший наконец-то свой собственный угол Черниговский. Жировать не жировал — ел все подряд, особого отношения к себе не требовал. Считайте, говорил, что я такой же казак, как и вы, только чином повыше. Окружающие-то думали, раз сын боярский, то будет жить на широкую ногу и на людей смотреть свысока. Нет! Вместо этого он устроил себе скромный быт, стараясь заботиться больше о других, чем о себе. Никакая просьба казаков и их близких не оставалась без его внимания. Где словом мог помочь, где делом.

— Повезло нам с приказным-то, — стали говорить люди. То же самое мог сказать и Гермоген, с которым Толбузин быстро сдружился.

— Будто Бог нам его послал, — не раз повторял старец. — Много я их, начальных-то людей, повидал за свою жизнь, и почти все они являлись ворами и пьяницами. Этот мужик явно не такой…

На Селимбе Толбузин тогда пробыл два дня, все присматриваясь к чему-то и прикидывая в уме. Потом сказал:

118